48 лет назад, 17 мая 1963 года, газета «Правда» опубликовала официальное сообщение Президиума Верховного Совета СССР о том, что приведен в исполнение смертный приговор, вынесенный за шесть дней до этого Пеньковскому Олегу Владимировичу, который был признан предателем родины и агентом британской и американской разведок. Расстрелян Пеньковский был (если был), вероятно, накануне, 16 мая.
Полковник ГРУ Пеньковский, бывший с начала 50-х до начала 60-х старшим офицером поочередно 5-го, 4-го и 3-го управления военной разведки, - самый известный из сотрудников советских спецслужб, завербованных Западом. И одновременно он – единственный из советских разведчиков, официально объявленных предателями, чья истинная роль в противостоянии спецслужб СССР и Запада трактуется разными комментаторами и исследователями совершенно различным образом. Различны и мнения насчет того, насколько серьезными военными секретами владел Пеньковский и насколько существенную информацию смог передать зарубежным разведкам. Не сходятся комментаторы и в том, на кого Пеньковский в действительности работал. Одни признают официальную версию и считают, что он на самом деле по собственной инициативе передавал в 1960-1962 гг. советские военные секреты британской разведке и ЦРУ, на которые вышел сам, чтобы продаться. При этом сторонники официальной версии делятся на тех, кто считает Пеньковского предателем и негодяем, и тех, кто утверждает, будто своими действиями он спас мир от катастрофы, предупредив Запад и, в частности, президента Кеннеди о планах генсека Хрущева и его окружения, якобы готовых развязать ядерную войну. Другие склоняются к тому, что «предательство» Пеньковского изначально было спланировано советской разведкой, внедрившей полковника в стан противников с целью их дезинформации и выявления агентов британской и американской разведок, работавших в московских посольствах западных стран. Сторонники этой версии, в свою очередь, тоже оценивают роль Пеньковского по-разному. Одни полагают, что он герой, оказавшийся в центре хитроумной операции отечественных спецслужб. Другие именуют его провокатором, который должен был заставить Запад поверить в заведомо преувеличенную на тот момент военную мощь СССР. Третьи утверждают, что полковник ГРУ оказался пешкой в столкновении интересов и амбиций своего ведомства и КГБ. Среди сторонников этой версии, опять же, нет полного единства. Кто-то считает, что Пеньковский должен был способствовать компрометации КГБ. Кто-то уверяет, что своими действиями он намеренно подставлял военную разведку по договоренность с госбезопасностью. Кто-то полагает, что Пеньковский был частью игры своей спецслужбы против тогдашнего руководства страны, военная концепция которого представлялась ГРУ и армейскому командованию безграмотной и авантюрной.
Ознакомившись в свое время с обширным массивом литературы, касающейся «дела Пеньковского», я пришел к выводу, что каждая из названных версий подкреплена довольно убедительными аргументами, но одновременно страдает и множеством неувязок, сводящих убедительные аргументы на нет. И полагаю, что правды о том, какое из объяснений роли Пеньковского является верным, мы не узнаем никогда. Любой, кто не обладает документальными подтверждениями истинной подоплеки его деятельности, скрытыми в архивах разведок, либо уже уничтоженными, но при этом настаивает на безусловной справедливости какой-то из версий, руководствуется при этом своими политическими или «жанровыми» предпочтениями, а не бесспорными фактами. И касается это не только вопроса о том, действительно ли Пеньковский был предателем, или до конца действовал в интересах советской разведки, но и вопроса о его судьбе после широко освещавшегося в СССР и за его пределами судебного процесса: действительно ли он был казнен и справедливо ли? Или, как считают некоторые, официальный приговор в исполнение приведен не был, и Пеньковский продолжал жить под другим именем, то ли превратившись в неприметного школьного учителя в одном из провинциальных городков, то ли и вовсе оставаясь в Москве. Поскольку ни одна из версий не кажется мне в полной мере доказательной, я не стану подробно останавливаться ни на одной из них. Тем более что истории Пеньковского посвящены отдельные главы в книгах о шпионских разоблачениях и даже целые книги, а уж статей и комментариев по этому поводу и вовсе великое множество. Любой желающий погрузиться в эту тему и самостоятельно пройти по замкнутому кругу загадок, не имеющих окончательной разгадки, легко обнаружит в сети бесчисленное количество материалов и трактовок.
Я же затеял разговор о Пеньковском, который уже 48 лет официально считается покойником, ради любимой темы, связанной с радио. В деле Пеньковского это тема периферийная и как раз на нее исследователи, даже самые дотошные, никогда не обращали внимания. Более-менее внятно она освещена только в официальных материалах уголовного дела и в стенограммах судебных слушаний Военной коллегии Верховного суда СССР, проходивших в Москве с 7 по 11 мая 1963 года. Так что обозначу известные из этих источников факты, укладывающиеся в тему «Пеньковский и радио», и возникающие вопросы. А их немало. Как и во всем, что связано с Пеньковским, тут тоже сплошные загадки.
В том же 1963 году в Издательстве политической литературы была издана книга «Судебный процесс по уголовному делу агента английской и американской разведок гражданина СССР Пеньковского О.В. и шпиона-связника подданного Великобритании Винна Г.М.». В 1997 году издательство «Терра» в своей рубрике «Секретные миссии» издало книгу «Дело Пеньковского», которая является перепечаткой вышеназванного издания 1963 года. Разнятся только предисловия. У меня есть обе книги. Изложение материалов следствия и стенограммы судебных заседаний в них абсолютно идентичны. Соответственно, только в этих двух книгах я нашел данные, позволяющие судить о том, какой радиотехникой пользовался Пеньковский, и какие вопросы и выводы возникли в связи с этим у следствия и суда. А также о том, как комментировал эту тему сам подсудимый. Далее я буду излагать детали в соответствии с официальной хронологией событий и по ходу дела формулировать вопросы, которые возникают у меня, и которые, возможно, окажутся интересны вам.
Материалы дела гласят, что первую связь с иностранной разведкой – британской – Пеньковский установил в декабре 1960 года в Москве через названного ее агентом предпринимателя Гревилла Мейнарда Винна. Через него же он с того времени начал передавать на Запад военные секреты СССР. 20 апреля 1961 года, во время командировки в Лондон, состоялся первый контакт Пеньковского с офицерами МИ-5, подразделения британской разведки, и с присутствовавшими там же представителями ЦРУ. Во время пребывания Пеньковского в Лондоне состоялось еще несколько его встреч с британскими и американскими разведчиками. На последней из них, 4 мая, согласно данным следствия, впервые появляется шпионское оборудование, предназначавшееся Пеньковскому.
Пеньковский получил упакованные в два пакета фотоаппарат «Минокс», 20 фотопленок, транзисторный радиоприемник «Сония» японского производства, два шифровальных блокнота и записную книжку с тайнописной копировальной бумагой.
С назначением перечисленного все ясно. Миниатюрный фотоаппарат и пленки – для того, чтобы переснимать секретные документы, к которым по службе имел доступ Пеньковский. Вот как, согласно данным оперативного наблюдения, он это делал, не подозревая, что его манипуляции фиксирует с балкона верхней квартиры фотокамера, управляемая чекистами из окна дома напротив с помощью кабеля, пущенного по дну Москвы-реки.
Как-то неосторожно для профессионального разведчика – прямо у окна, да еще и не зашторенного. Будто напоказ. Впрочем, если верить тому, что говорилось о Пеньковском в суде, то человеком он был недалеким, а его и без того не блестящий рассудок оказался, к тому же, подорван изрядными порциями алкоголя. Тогда, конечно, и такие проколы объяснимы.
Ну а приемник нужен был для прослушивания передающихся на коротких волнах номерных радиопрограмм-шифровок, в которых содержатся инструкции для агента. Шифровальные блокноты – для перевода на язык слов содержания этих радиопередач, в которых за набором цифр скрывается конкретная информация, понятная только тому, кто может сопоставить диктуемые цифры с приведенными в блокнотах расшифровками. Неясно другое.
Вероятно, вы обратили внимание, что в приведенной цитате есть опечатка: радиоприемник назван не «Сони», а «Сония». Но это не моя опечатка, и не опечатка, невольно допущенная в книге. Именно так всякий раз именуется приемник, переданный Пеньковскому иностранными разведчиками, во всех материалах и во всех разговорах, которые цитируются в обоих названных мной изданиях, излагающих официальные материалы по делу Пеньковского. Не только в материалах следствия, но и в устах самого Пеньковского, следователей, судей и даже привлеченных к рассмотрению дела профессиональных экспертов по радиотехнике название звучит именно так – «Сония». Все источники сходятся на том, что Пеньковский в совершенстве владел английским и, надо думать, владел, в таком случае, также правилами произношения. И если изначально ошибка в транскрипции была допущена именно им, то это странно. Размышляя над этим вопросом после того, как впервые прочел материалы уголовного дела и стенограмму судебного процесса, я подумал, что, возможно, у Пеньковского в руках вообще оказался не приемник «Сони», а приемник «Санио». Но в этом случае подобная ошибка в транскрипции тем более была исключена, и я остановился на самом очевидном предположении: приемник все-таки был произведен «Сони». А причудливая «Сония», возможно, объясняется ошибкой редакторов и корректоров издания 1963 года. Его составители могли либо сами сделать опечатку, либо продублировать ошибку, допущенную в материалах уголовного дела. А в переиздании 1997 года очевидная ошибка не была исправлена, опять же, по недосмотру, либо ради соблюдения документальной достоверности. Остается, однако, неясным, почему и в 97-м этот момент не был отмечен в тексте принятым для подобных случаев примечанием «так в оригинале».
Теперь собственно о приемнике, полученном Пеньковским. Ниже я еще остановлюсь на загадочных деталях, связанных с ним. Здесь же сразу отмечу, что набор сведений, содержащихся в открытых источниках, и скудные, скверного качества фотоматериалы, запечатлевшие этот приемник, изъятый у Пеньковского во время ареста, долгое время не позволяли судить, какая именно это модель. Вот наиболее отчетливое фотоизображение загадочной «Сонии» Пеньковского среди тех, которые были мне известны до недавнего времени.
На заднем плане виднеется еще и его «Зенит». Если бы я заранее не знал, что это за аппарат, то и его не определил бы по этой фотографии.
Пытаясь сопоставить описания приемника и его изображения с описаниями и фотографиями транзисторных аппаратов «Сони» конца 50-х – начала 60-х, я не находил ни одного очевидного соответствия. Да так и не нашел бы. Потому что «Сония» коварно сбила меня с толку и направила поиски по ложному направлению. Лишь недавно я наткнулся в сети на фотографию, которой прежде не встречал, - приличного качества снимок изъятых у Пеньковского шпионских аксессуаров. Правда, не всех. Но «Сония» на снимке была, и на ней уверенно читалось название, подтвердившее догадку, которую я в свое время отбросил: приемник назывался Sanyo. Кликните на изображение, чтобы увеличить его, - и убедитесь сами. Заодно обратите внимание на качество снимка. Оно отличается от прочих, сопровождающих материалы о Пеньковском. О том, к чему это я, - ближе к концу рассказа.
Кстати, еще одна загадка: что там за "скакалка" на переднем плане? Уж не внешняя ли антенна? В материалах дела таковая не упоминается.
Еще через некоторое время путешествия по лабиринтам онлайновых фотогалерей коллекционеров привели к разгадке. Она случилась благодаря двум неприметным японским ресурсам – только на них удалось отыскать фотографии Sanyo 8S-P8 и точно установить, какое именно изделие японского радиопрома получил Пеньковский и заодно выяснить, что его официальные продажи начались в том же 1961. Как я понял, приемник выпускался в двух цветовых версиях. Поскольку все фотографии изъятого у Пеньковского шпионского снаряжения черно-белые, остается неизвестным, какая из цветовых версий попала к нему.
20 сентября 1961 года Пеньковский прибыл в очередную служебную командировку в Париж, где снова встречался с представителями ЦРУ и МИ-5. Материалы уголовного дела гласят:
В Париже Пеньковский продолжал изучать шпионскую радиотехнику, которую иностранные разведчики обещали прислать ему в Москву через Винна.
Бытовые приемники, даже японского производства, к шпионской радиотехнике отнести трудно. Вероятно, речь идет о чем-то более серьезном. Но материалы дела проясняют ситуацию только в том месте, где речь идет о событиях, происходивших уже на год позже, и цитируется письменное донесение Пеньковского зарубежным «хозяевам» от 5 сентября 1962 года, которое шпион так и не смог им передать. То ли не успел, (если верить в официальную версию его сотрудничества с иностранными разведками и последующего провала), то ли и не собирался этого делать, (если склоняться к версии, что шпионаж Пеньковского в пользу Запада был намеренно разыгранным спектаклем, а подобные улики – реквизитом для последующего публичного процесса).
Вы пишите о возможности присылки радиопередатчика и приспособления к моему приемнику. Это очень ценные для меня вещи. Прошу прислать побыстрее приспособление к приемнику, так как это значительно упростит и облегчит мне приемы сообщений».
Если не знать контекста и имени автора этих слов, можно подумать, что это пишет DX-ист – коллекционер или радиолюбитель, с нетерпением ждущий, когда придут из-за границы игрушки, способные сделать его хобби еще более приятным и результативным. Так я несколько лет назад ждал прибытия из Германии SSB-приставки для Сателлита 210, а совсем недавно – появления в Москве предназначенного для меня экземпляра Санжина 909ХR, который как раз сегодня до Москвы и добрался.
Радиопередатчик, о котором пишет Пеньковский, - это, надо думать, трансивер, предназначенный для того, чтобы его односторонняя связь с зарубежной разведкой превратилась в двухстороннюю. Что касается приспособления для приемника, то здесь, вероятно, речь идет о каком-то декодере. Для чего он мог быть предназначен? Таких SSB-приставок, как для аналоговых Сателлитов, для транзисторных приемников начала 60-х не делали. Ситуация проясняется уже в показаниях Пеньковского на суде.
Было решено дать мне приставку к этому маленькому приемнику «Сония», которая трансформировала сигналы Морзе в цифры.
Как можно косвенно понять из материалов дела, морзянкой Пеньковский владел неуверенно. Между тем, в предназначенных ему радиошифровках использовалась именно она. Но непонятно, каков был принцип работы декодера, который ему обещали. Поскольку цифровая эра в то время еще не наступила, остается предположить, что он трансформировал сигналы Морзе в цифры не визуально, а в виде звуков. То есть, шпион, подключив декодер к линейному выходу приемника, или выходу наушников, должен был в итоге слышать те же номерные передачи, но советская радиоразведка их слышать уже не могла – для нее радиоинструктаж, адресованный Пеньковскому, по-прежнему звучал бы как морзянка, передаваемая в эфир. В наше время аналогичные декодеры, но уже цифровые и позволяющие трансформировать телеграфные сигналы в текст, отображаемый на дисплее, производит, в частности, компания MFJ. И приобрести их можно безо всяких контактов с иностранной разведкой.
Дальнейшие пояснения Пеньковского по поводу приема радиошифровок прозвучали в зале суда в его диалоге с прокурором, генерал-лейтенантом юстиции Горным.
Прокурор. Какое время было назначено для приема радиотелеграмм?
Пеньковский. Время одно – 24 часа 00 минут.
Прокурор. У вас были позывные?
Пеньковский. Да, 1, 6, 3.
Прокурор. Были ли вам даны соответствующие волны, на которых велись передачи?
Пеньковский. Да, эти волны устанавливались в зависимости от времени года. С 1 августа по 31 апреля – зимний период и с 1 мая по 31 июля – летний период.
В этих показаниях подсудимого можно обнаружить два любопытных момента. Во-первых, судя по ним, в понимании зарубежных разведцентров зимний и летний радиосезоны существенно расходятся с принятыми официально и начинающимися, соответственно, в конце октября и в конце марта. Если я ничего не путаю, данное правило официально действовало уже тогда. Во-вторых, датой окончания зимнего периода, в данном случае в три раза более продолжительного, чем летний, было, по Пеньковскому, 31 апреля. Возможно, у меня серьезный пробел в историческом образовании, но, насколько мне известно, в период правления Хрущева в апреле было 30 дней, как и до, и после его правления. Но и здесь, как и в случае с курьезной «Сонией», Пеньковского никто ни разу не поправил – ни в суде, ни в процессе последующего редактирования книжных изданий. Впору вспомнить сакраментальное 32 мая, на существовании которого пытался в другом суде настаивать барон Мюнхгаузен – но с меньшим успехом.
Вернемся, однако, к стенограмме разговора Пеньковского с прокурором.
Прокурор. Назовите частоты.
Пеньковский. Летний период – 7 980 и 10 135, зимний период – 5 440, 6 315. Кроме того, здесь записаны первые частоты зимнего периода 4 770 и 6 920, которые я получил в Лондоне в апреле, затем они были заменены, а для летнего периода остались прежними.
Прокурор. Получали ли вы шифрованные радиограммы и пользовались ли шифровальными блокнотами?
Пеньковский. Да, радиограммы я принимал, а по номеру страницы блокнота видно, что четыре листка я использовал.
Прокурор. Как часто вы принимали радиограммы из разведцентра?
Пеньковский. Рабочие радиограммы я принимал редко: раза два, а учебные принимал чаще, их было больше.
Когда подсудимый закончил свой рассказ, секретарь суда огласил следующую справку:
Справка компетентных советских органов. С 18 октября 1961 г. американский агентурный радиоцентр во Франкфурте-на-Майне начал вести односторонние слепые радиопередачи шифрованных телеграмм азбукой Морзе для агента на частотах 7 980, 10 135, 4 770, 6 920, 5 440, 6 315 кГц. Всего передано 24 телеграммы, из них 8 рабочих.
С тех пор, как прочел это, я время от времени мониторю перечисленные частоты. Однако номерные передачи, - диктовку цифр, - удается слышать только на частоте 6 920, которая, как пишут, используется теперь израильской разведкой «Моссад». На других частотах из списка Пеньковского я работающих станций не фиксировал.
Если выяснение модели первого зарубежного приемника Пеньковского потребовало целого расследования, то о втором я знал еще до подробного знакомства с материалами дела. Это Zenith TransOceanic 1000, который многие из вас наверняка видели если не живьем, то на фотографиях. Первый не ламповый, а транзисторный ТрансОкеаник, разработанный в 1957 и пущенный в производство в 1959.
То, что именно об этом аппарате как о приемнике Пеньковского известно намного больше, чем о «Сонии», на поверку оказавшейся «Санио», вполне объяснимо. О нем в материалах дела и на заседаниях суда говорилось гораздо более подробно и определенно. Однако об этом и о том, почему вышло именно так, чуть позже. Прежде обратимся к пояснению Пеньковского по поводу «Зенита», которое шпион дал во время судебного процесса.
Большой приемник «Зенит» я купил здесь, в Москве, он не был получен из Лондона или Америки.
Что же заставило Пеньковского за собственные деньги приобрести второй приемник, стоивший, надо думать, весьма недешево? Можно, конечно, предположить, что под впечатлением от знакомства с «Санио» он начал превращаться в радиоколлекционера и его потянуло на более серьезные игрушки. Но это вряд ли. Скорее всего, он просто решил обзавестись запасным приемником на случай поломки «Санио», дабы исключить риск, что в нужный момент не сможет принять радиошифровку. Анализируя действия Пеньковского, о которых известно из открытых источников, я прихожу к выводу, что это чуть ли не самый профессиональный и аккуратный шаг из предпринятых им процессе работы (или имитации работы) на зарубежные разведки.
А теперь о главных странностях и загадках, связанных с приемниками Пеньковского. Начну с пояснения, которое дал суду привлеченный эксперт, специалист по радиотехнике и, вероятнее всего, сотрудник КГБ Наумов. После осмотра изъятых у арестованного приемников он сообщил следующее.
Радиоприемник фирмы «Сония» изготовлен в Японии. Приемник супергетеродинного типа, собран на 8 транзисторах, имеет 2 поддиапазона частот: 535-1 605кГц – средние волны и 3 900-12 000кГц – короткие волны. Питание приемника осуществляется от сухих элементов, 4 штук, с общим напряжением 6 вольт. Приемник имеет ферромагнитную и штыревую телескопические антенны, гнездо для подключения внешней антенны и гнездо для включения малогабаритного магнитного телефона (с одновременным включением динамического громкоговорителя).
Хотелось бы поправить эксперта. Во-первых, магнитная антенна, предназначенная для приема СВ, не могла одновременно быть телескопической, то бишь выдвигающейся. Она, разумеется, была спрятана в корпусе приемника и располагалась в нем горизонтально, представляя собой ферритовый стержень.
Во-вторых, при подключении к приемнику наушников происходило не одновременное включение громкоговорителя приемника, как утверждает эксперт, а, напротив, его отключение. Тем не менее, опять дадим слово радиоспециалисту Наумову.
Радиоприемник фирмы «Зенит» (модель 1000, заводской номер – 8811465) изготовлен в США. Приемник супергетеродинного типа собран на 9 транзисторах с общим диапазоном частот:
длинные волны от 150 до 400кГц;
средние волны от 550 до 1 600кГц;
короткие волны от 2000 до 22 500кГц.
Радиоприемник имеет 9 поддиапазонов. Питание приемника осуществляется от 9 сухих элементов с общим напряжением 13,5 вольта. Радиоприемник имеет 2 ферромагнитные антенны (одна из них выносная) и штыревую – телескопическую, вмонтированную в ручку приемника.
На передней панели имеется гнездо для включения посредством штекерной вилки малогабаритного магнитного телефона (с одновременным выключением динамика), а в задней части шасси приемника – гнездо для подключения звукоснимателя.
На крышке передней панели приемника имеется специальное устройство с картой часовых поясов земного шара для определения зонального времени.
Изъятые у подсудимого Пеньковского приемники фирм «Сония» и «Зенит» предназначены для приема передач радиотелефонных (вещательных) радиостанций и телеграфных сообщений, передающихся в режиме тональной манипуляции. Приемники в рабочем состоянии.
А теперь вопрос, который радиоэксперту в суде не задавался, но которым задаюсь я с тех пор, как познакомился со стенограммой процесса над Пеньковским. Почему в случае с «Зенитом» оглашена не только фирма-производитель, но и модель, и даже серийный номер приемника, а в случае с «Санио» - только фирма, название которой, к тому же, упорно перевирается? Уверен, что это останется тайной, как и многое другое, связанное с делом Пеньковского и его личностью. Но возможные гипотезы все-таки перечислю.
Просто случайность, небрежность в изложении эксперта, или его недосмотр. Но если внимательно читать стенограмму, мы увидим, насколько дотошны судьи и прокурор в других деталях, зачастую до смешного второстепенных. А здесь никто не попытался внести уточнения.
Серийный номер «Санио» был удален иностранными разведчиками до того, как они передали приемник Пеньковскому. Допустим. Ну а как быть с моделью? Ее обозначение, которое должно находиться у приемников этой серии на задней панели, тоже соскоблили, или закрасили? Хорошо, допустим, что и такая конспирация была теоретически возможна. Но в таком случае логично, чтобы радиоэксперт и суд как раз отметили это обстоятельство. А они, опять же, промолчали. Во всяком случае, согласно открытым источникам.
И третье предположение. Номер модели и серийный номер «Санио» Пеньковского были на месте, но у следствия и суда, а за ними и у эксперта Наумова, имелись причины их не разглашать. Какие? Возможно, перестраховка, пусть даже абсурдная. Коль скоро приемник был получен из рук иностранных разведчиков, то подробности о нем квалифицировались как сведения, относящиеся к области секретных. И если номер модели «рассекретить» по прошествии многих лет все же удалось, (надеюсь, что не разделю после этого судьбу ее обладателя-шпиона), то серийник обречен, вероятно, оставаться тайной навсегда.
Таким образом, если теоретический шанс заполучить «Зенит», который стоял в доме Пеньковского, фанатичные коллекционеры имеют, то в случае с «Санио», даже разыскав модель 8S-P8, они никогда не узнают, что это именно тот экземпляр, - хотя бы он был и тем самым.
Правда, и тут возможны варианты. Но о них – в конце.
Загадки «Санио», переименованного в «Сонию», на этом не заканчиваются. Далее в процессе слушаний загадки усугубляет сам Пеньковский.
Председательствующий. Подсудимый Пеньковский, у вас есть вопросы к эксперту?
Пеньковский. Вопросов нет, но я должен заявить суду, что я работал только на одном приемнике «Сония», американский приемник «Зенит» мною не использовался.
Председательствующий. Но эксперт не может знать, на каких вы работали приемниках.
Пеньковский. На следствии проводился специальный эксперимент, в процессе которого я тоже работал на японском приемнике «Сония».
Председательствующий. Эксперт Наумов, что вы можете ответить на вопрос, можно ли было работать и на приемнике «Зенит»?
Эксперт Наумов. Я подтверждаю, что можно работать и на «Зените», и на «Сония».
Председательствующий. Может быть, есть признаки, позволяющие определить, что приемник «Зенит» вообще не использовался?
Эксперт Наумов. Таких признаков нет.
Эта сцена уже напоминает театр комического абсурда. Но если вопросы председательствующего просто смешны и наивны, то заявления Пеньковского интригуют. Почему он так активно настаивает, что использовал в шпионских целях только один приемник? Вряд ли ему могло казаться, что это способно хоть как-то повлиять на вердикт суда. Или и это, по его мысли, могли засчитать как лишнее доказательство откровенности со следствием и судьями, за которую Пеньковский ждал снисхождения? Возможно, дело было в его эмоциональном состоянии, негативном, надо думать, (даже если вдруг в суде он продолжал лишь разыгрывать спектакль, придуманный советской разведкой), и влиявшем на логику рассуждений. Наконец, возможно, тут была бытовая причина: он мог рассчитывать, что раз «Зенит» не проходил через руки агентов западных разведок и не использовался в шпионских целях, то его не конфискуют и оставят семье. В принципе, это не исключено. Цена такого приемника, повторюсь, была немаленькой, тянула в те времена не на одну среднюю зарплату советского служащего. Пеньковский мог думать, что семья, оказавшись в опале и столкнувшись, в том числе, с финансовыми трудностями, сможет продать дорогой аппарат. Правда, по уверениям тогдашнего руководителя советской Госбезопасности Семичастного, звучавшим в его интервью уже в начале 90-х, с семьей шпиона обошлись гуманно. Его мать и жена остались на прежней работе, дочери позволили закончить институт. Более того, некоторые источники указывают на то, что позднее дочь Пеньковского была принята в КГБ в качестве кадровой сотрудницы. Правда, на сугубо кабинетную работу. Деталь весьма пикантная, если только она правдива.
Предположим, однако, и совсем уже невероятное, но все-таки не исключенное на 100 процентов. Если свести воедино все странные детали, связанные с «Санио» Пеньковского, - его упорное «переименование», неразглашение модели и серийного номера, загадочные заявления самого шпиона о том, что он пользовался только этим приемником, - то можно выдвинуть версию о некой загадке этого аппарата, известной либо одному Пеньковскому, либо еще кому-то, ради кого он в данном случае старался, или кому он своими странными репликами о приемнике подавал какие-то сигналы. Другой вариант: тайна была связана как раз с «Зенитом», и в связи с этой тайной его надо было спасать, или, опять же, сигнализировать с его помощью о чем-то, что могло и не иметь отношения к самому приемнику. Наконец, тайна могла быть связана с обоими аппаратами, а разговоры о них в суде для посвященных являлись некой шифровкой. Что, если, например, в корпусе одного из этих приемников был спрятан какой-то важный документ, имевший отношение к тому, что Пеньковский не успел сообщить иностранным разведкам, или к тому, о чем было положено знать лишь кому-то одному в ГРУ или КГБ?
Приговор суда, признавшего Пеньковского виновным и назначившего ему высшую меру наказания, заканчивался, между тем, следующими словами:
Вещественные доказательства, служившие орудиями преступления: 3 фотоаппарата «Минокс», радиоприемники «Сония» и «Зенит», пишущую машинку «Континенталь» №213956 – конфисковать.
Итак, дорогие коллекционеры, вам более-менее понятно, за чем охотиться, а продавцам винтажа – на что поднимать цены.
Куда после конфискации попали названные предметы? Вполне вероятно, что в музей КГБ. Насколько мне известно, он существовал и тогда, существует и теперь. Но свободный доступ туда имеют только кадровые сотрудники ведомства. Есть ли, однако, гарантии, что, оказавшись в этом музее, приемники Пеньковского остаются в нем до сих пор? Может быть, они пропали во время политических пертурбаций начала 90-х, или позднее? И если вдруг это так, то нельзя исключать, что с тех пор гуляют по рукам коллекционеров, или осели в собрании одного из них. Который (предположим, только предположим!) и заказал их перемещение из стен музея в частное собрание.
Помните, я просил обратить внимание на качество той фотографии, на которой при увеличении легко читается название "Sanyo" на приемнике? Хотя этот снимок черно-белый, у меня есть подозрение, что сделан он намного позднее, чем другие, - явно 60-х годов, - фотографии, которые вы здесь видите. Возможно, сделан совсем недавно. Только вот где - в музее КГБ, или в каком-то другом месте? И кем сделан?
Даже если поверить, что Пеньковский Олег Владимирович, 1919 года рождения, не был расстрелян в мае 1963, а продолжал жить под другим именем, сейчас он наверняка уже мертв. Но его приемники были намного младше. И хочется думать, что они по сей день живы и работоспособны. Пусть даже никому из нас и не суждено увидеть воочию именно тот «Зенит» и именно тот «Санио». Кстати, из двух приемников Пеньковского, - именно тех экземпляров, которые побывали в руках шпиона, - «Санио» я бы оценил дороже. Думаю, коллекционеры с этим спорить не станут. Только вот его серийный номер, в отличие от модели, установить вряд ли удастся. Для этого надо шагнуть в расследовании за пределы интернета и прочих открытых источников. Не знаю, как вы, а я воздержусь. Одно дело разведка, а другое дело – шпионаж. Пеньковский, - кем бы он ни был в действительности, - наверняка бы это подтвердил.